Все современные родители знают, что такое буллинг, и очень боятся этого. Увы, с травлей в школе сталкиваются многие ученики. Более того, последние исследования ВШЭ показали, что травля, иногда очень жестокая, есть даже в детских кружках и секциях, особенно — в танцевальных, спортивных. В чем причина агрессии?
Как понять, что ребенка травят, и можно ли наказать обидчика? Есть ли школы, где нет буллинга? На вопросы «РГ» отвечает кандидат психологических наук, научный сотрудник Института образования ВШЭ Мария Новикова. Мария Александровна, к сожалению, школьный буллинг становится чуть ли не привычным явлением, иногда даже приводит к криминалу. В чем причина? Что происходит с современными детьми? Мария Новикова: Известный антрополог, этнограф Марина Львовна Бутовская приводит такие цифры: все дети 8-10 лет умеют пользоваться средствами буллинга, но только 13 процентов становятся агрессорами, буллерами. На первом месте в этом возрасте стоит вербальная агрессия и, как правило, безнаказанная, на втором — физическая. Причины буллинга? Начнем с семейного фактора. Надо понимать, какие модели поведения приняты у ребенка дома. Если, например, отношения строятся по принципу «кто сильный, тот и прав», если старший может нападать на зависимых от него, то такое социальное научение повысит риск того, что ребенок будет вовлечен в буллинг в школе. Есть факторы, связанные с индивидуальными особенностями ребенка — предрасположенность к агрессивному поведению, темперамент. Школа также вносит очень значимый вклад. Важен школьный климат, безопасность среды — как физическая, так и эмоциональная. Важно, как учителя общаются с детьми, допускаются ли какие-то оскорбительные высказывания в адрес учеников, насколько свободно, без страха дети могут говорить о себе, своем настроении со взрослыми и с ровесниками. С другой стороны, принцип уважительного отношения друг к другу должен распространяться на всех членов школьного коллектива: это значит, что и дети вежливы по отношению к педагогам, и администрация — по отношению к учителям и родителям. Все это создает определенную среду. Она может быть более или менее благодатной для проявления буллинга. А есть школы, где нет травли? Мария Новикова: Не так давно Россия участвовала в большом международном исследовании PISA, где в том числе был блок вопросов по буллингу. Сравнивались данные о распространенности буллинга в школах. Так вот, оказалось, есть страны, где буллинг довольно равномерно встречается почти во всех школах, а в России, например, он сильно сконцентрирован в отдельных школах. Раньше буллинг в наших школах был? Мария Новикова: А вы как думаете? Если обижали кого-то или подшучивали, то не так жестоко, как сейчас. В школе, где я училась, вообще ничего такого не помню… Хотя нет, одна история была. В 8-м классе одноклассницу отправили под суд за воровство и издевательства над другой девочкой. Весь класс сидел в зале суда, пока слушалось дело, и на глазах у всех ее увезли в колонию. Но это единичный случай был. Да, были те, кого недолюбливали, но хулиганы все-таки себя держали в руках. Может, боялись наказания? Мария Новикова: Может быть, было негласное деление на хорошие и плохие школы, и вы учились в хорошей? Могу допустить, что если в школе учатся дети из семей с похожим социальным и культурным капиталом, то травли там будет меньше. Людям в целом комфортнее с теми, кто более-менее похож на них, имеет схожий социально-экономический статус, который складывается из трех вещей: работа, уровень доходов и уровень образования родителей. С этой точки зрения есть более или менее благополучные школы. Как отличить обычный конфликт от травли? Мария Новикова: Например, друзья подрались, девушку не поделили, конфликт может быть жестким. Но это, скорее, взаимодействие с позиции равных. Когда мы говорим о буллинге, всегда есть тот, кто в более слабой позиции. Есть кто-то, кому себя сложно защитить. Обычно этот «кто-то» — отличающийся от массы других детей. Если в школе все плохо учатся, то будут травить отличника. Если все в классе без очков, а один в очках, то — его (но травля произойдет только в том школьном коллективе, в котором такой способ завоевать признание в принципе работает). Что чаще всего становится причиной, непохожесть в чем? Мария Новикова: Это результат взаимодействия сложной системы. Что будет важнее — внешность, оценки, национальность? Национальные особенности — да, часто становятся причиной. Ребята с миграционной историей чаще становятся жертвами травли. Но есть ситуации, когда они выступают и агрессорами. Мы только что закончили исследования по буллингу в кружках и секциях. Опрашивали 3000 детей и подростков от 8 до 15 лет. Они на своих дополнительных занятиях сталкиваются с буллингом так же часто, как и в школе. Правда, физическая агрессия встречалась реже, чем в школе. При этом травли было больше в секциях и группах, которые нацелены на высокие результаты, например, в танцевальных, балетных, спортивных. Возможно, причина еще и в большей конкуренции и стрессе. Допустим, над вашим ребенком издеваются. Что должны делать родители? Тряхнуть хорошенько обидчика, дать подзатыльник? Можно? Мария Новикова: Нет, психологи нам скажут, что если напасть на обидчика, то он сделает вывод: я колотил более слабого, меня ударили, значит, просто я пока не самый сильный. Но в целом агрессор получает подтверждение своего поведения: бить кого-то можно. Есть программы противодействия буллингу, которые появились в 80-е годы прошлого века в Скандинавии. Тогда проблема буллинга там стояла очень остро и даже приводила к трагедиям. Считается, что эти программы и сейчас неплохо работают. Основной принцип — возвращение ответственности агрессору, который использует другого для достижения своих целей. Как рассуждает агрессор? «Я хочу быть классным в глазах других. Я найду кого-то, кого я могу обидеть, унизить и тем самым заслужить одобрение других…». Буллинг — всегда болезнь коллектива, обидчику нужна обратная связь: «ты молодец, ты классный!». Агрессору обязательно получить социальное одобрение. В травле важен свидетель. Важно, чтобы кто-то видел триумф. Значит, надо создавать среду, где это не будет классным, где ты не получишь никакой поддержки, если будешь так себя и дальше вести. Неужели можно обойтись одними словами и воспитательными беседами? Мария Новикова: Агрессор часто не соотносит свои действия с тем, какой ущерб он наносит жертве. Задача — сделать осознаваемым, осязаемым факт того, что ты делаешь другому плохо. Есть алгоритм, как строить разговор с таким ребенком. Желательно, чтобы ребенок не знал об этом заранее, можно даже вызвать его с урока, минут на 5 — не больше. Разговор строится на четырех основных фразах. «Я знаю, что с Васей ты сделал то-то и то-то. Ему от этого очень плохо». И безотносительно того, признает обидчик свою вину или нет (скорее всего — нет), взрослый говорит дальше: «Но тем не менее Вася третий день не ходит в школу. Давай ты подумаешь о том, чтобы исправить ситуацию, чтобы ему стало получше». Дети, конечно, не всегда предлагают конструктивные решения. Они могут начать нести околесицу. Но мы и не пытаемся им ничего доказать: «Встретимся через неделю и поговорим, что можно сделать». Практика показывает, что такой подход работает. Агрессия уменьшается. Наверное, для детей из младшей школы такой способ подходит. А как быть с великовозрастными хулиганами? Мария Новикова: Дума принимает сейчас решения об ужесточении наказания за буллинг. Пока очень сложно привлечь к ответственности ребенка, если он не достиг определенного возраста. Это мы говорим о физическом буллинге. А вот за социальный буллинг, когда исключают из коллектива, бойкотируют, распространяют слухи, сплетни, наказать невозможно. И никакой суд тут ничего не присудит. Единственное, в школе такого агрессора могут поставить на внутришкольный учет. Поставили и что? Мария Новикова: Вопрос в том, достаточна ли эта мера? Наверное, нет.
Свежие комментарии