«Ну, не могла Татьяна вернуться к Онегину, несмотря на то, что в сердце ее продолжала жить любовь, ибо…» — Алексан Геннадич в задумчивости «подплыл» к учительскому стулу, зачем-то постучал по нему металлической указкой, оперся об него и устремил взгляд в окно.
Раздался треск, и стул рухнул, захватив Геннадича. «…Ибо стул был слаб», — заключил учитель, смешно копошась на полу.
Прозвенел звонок, а мы так и не узнали, почему Таня с Женей не поженились. А теперь, позврослев, мне довелось стать свидетелем совсем другой истории.
Знала я одну пару. Они были взрослые, состоявшиеся и состоятельные. И они были разными. Но не как огонь и лед, а как облако и река, как молоко и масло. То есть что-то общее у них все же было. И они что-то чувствовали друг к другу. Любовь не любовь, а около.
Правда, каждый чувствовал по-своему: она — мучаясь, в слезах; он — без истерик, но нежно. Он никогда ей не звонил, не отвечал на письма, но когда она звонила ему, был искренне рад. Он организовывал их красивые свидания и заботился о том, чтобы о них никто не узнал. Но ей не хватало его внимания, и каждый раз, покидая его дом, она чувствовала себя разбитой. И хотя они редко виделись, их странные отношения в том доме длились долгие и долгие годы.
Будучи поверенной в ее делах, я часто задавалась вопросом, зачем ей это нужно, и как ей удается не спать ночами, таить в душе горечь, а потом, как ни в чем не бывало, звонить ему, смеяться, встречаться и ни разу не припомнить своих обид… Я недоумевала, как можно так бесперспективно жить. Я спрашивала…
Она говорила: — Я хочу, чтобы ему было легко. Он устает, ему не нужны мои истерики. — Да он просто использует тебя! — сомневалась я. — Нет. Это я использую его, — отвечала она. — Но он полностью контролирует ситуацию! — не унималась я. — Да. Так и должно быть. Контролировать должен тот, чья голова холодней, — не сдавалась она. — Но его никогда не бывает рядом! — Послушай! Он не из тех, кто будет ходить по парку и шелестеть листьями. Это даже смешно представить. Не переживай за меня, мы делаем то, что нужно нам обоим.
Последняя фраза остановила мой натиск. Я убедилась, что общаюсь с той, кого ядовитые языки считают глупой курицей, нацепившей на нос волшебные очки Гудвина, сквозь которые даже в стекляшке можно разглядеть изумруд.
Я больше не пыталась переубедить ее, в глубине души сочувствуя и жалея её. Пока однажды не увидела, как они общаются. Вроде бы ничего такого, мужчина и женщина, но почему-то, стоя в сторонке с чемоданом, я поняла, что ни одна женщина не отказалась бы от этих странных отношений.
Знакомое с детства выражение: «Ну, что ты ходишь, как хвостик! Ты должен иметь свое мнение, отстаивать свои интересы!» …Нас учили самодостаточности, самостоятельности, нам внушали стремление не быть «хвостиками». А училась я чересчур усердно.
Потому только сейчас поняла, что научить этому можно не всех. Есть люди, которые устроены иначе, не так, как большинство из нас. И вовсе не потому, что они хуже нас, в чем-то ущемлены, не потому что им нравится унижаться. Просто они такие: переживают больше остальных.
Им нравится любить, ухаживать и заботиться, и это для них важнее, чем ответное чувство. Такими бывают и мужчины, и женщины. Они такие со всеми и во всем. И им будет очень тяжело строить из себя кого-то другого.
Они спокойны внешне, способны, как в песне, пройти по краешку судьбы, не углубившись в дебри, не вынув из человека души, не оставив о себе мучительных воспоминаний, не вызвав разочарования и сожаления. Именно таких и помнишь всю жизнь. А если вдруг та ниточка, что связывала вас, исчезает, то понимаешь, что толком и не знал о человеке ничего, до того он был легким, не кромсал тебе мозг своими проблемами.
Вот и сейчас, когда она живет по ту сторону океана и почти перестала писать, я чувствую небывалую пустоту. Ибо она заставила меня посмотреть с другой стороны на то, что принято считать зависимостью, человеческой слабостью. Наблюдая за ней, я вдруг поняла одну простую вешь: ей нравится дарить, и она нашла того, кто любит и умеет принимать.
Именно сейчас я понимаю, как повезло ей, что он не лазил в окна по пожарной лестнице, не застилал лепестками роз ее путь с работы домой, не плел венков из одуванчиков, как Трубадур, и не бренчал на гитаре у подъезда.
Повезло, потому что их секрета никто так и не узнал, и они могли свободно делать то, что им нравится, не требуя друг от друга большего. Окажись на их месте кто-то помоложе — и история грозила бы превратиться в триллер, со стрельбой и прыжком из окна в финале.
А вышло в итоге, что не было в той жизненной прозе ни униженных, ни оскорбленных, ни хищников, ни жертв. Такое не каждому по нраву.
Поэтому можно написать тонну макулатуры с советами о том, как должна и как не должна вести себя женщина, можно колесить по стране с семинарами на эту тему и даже сколотить небольшое состояние, но, покуда стоит свет, ничего в этом мире не изменится. Кто-то сочиняет, а кто-то живет.
Теперь я могу оценить, насколько сильно Татьяне хотелось вернуться к Онегину, когда он сам пал к ее ногам. И я знаю, что были обстоятельства, мешавшие этому, — долг и гордость. И я уже почти понимаю, почему она не сделала бы этого, даже если б обстоятельства никак не препятствовали ей. Мне не хватает самой малости: моего учителя рядом.
Мне очень нужно, чтобы он закончил ту фразу. Ведь обо всем этом он знает наверняка. Потому что много читает классиков, а все, что происходит между мужчиной и женщиной, старо как мир.
Свежие комментарии